Донбасские мужчины

За войну дончане все в той или иной степени прошли через процесс переоценки ценностей.  Многое было впервые и вновь. И в чем-то пришлось учиться жить заново.

Женщины в начале войны лопатили интернет на предмет, что сложить в тревожный чемоданчик, как развести костер, как не промокнуть в лесу, как жгут накладывать – в общем, все практичное, чтобы выжить. Потому что, если уже слышал артиллерию, «грады», видел самолеты с бомбами, то теперь уж точно случиться может всякое, и надо как-то выжить.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Мужики же наши сначала ходили мрачные, и мне кажется, что иногда я даже слышала, о чем они думают. Кому-то надо было идти защищать свою землю, а как принять такое решение? Это только кажется, что если у нас война – то сразу же без вопросов – пойду и защищу. Нет, поверьте. Это очень тяжелое решение.

Как так? У тебя семья, дом, машина, работа, путевки в Турцию, вы телек новый купили, рыбалка по выходным и футбол в спортбаре. Нормальная такая жизнь. Устраивает вполне. А тут вдруг надо все это задвинуть на задний план, взять оружие (настоящее, огнестрельное) и идти защищать вот то все, что на заднем плане. Может, «в тылу» правильней сказать?

А защищать – это что значит? Это ж не хулигану по морде съездить, это придется убивать. А убивать кого? Это не фашисты с Великой Отечественной, это Мыкола со Стрыя, с которым  не раз выпивал под вишней, когда приезжал к теще на Западную Украину.  Он почему-то удалил из соцсетей всех друзей с Востока и поставил на аватарку свое фото в камуфляже и припиской: йидэмо ризать сэпарив. Будьмо!». Он теперь кто? Враг? Мыкола? Просто живой человек? Это в него надо теперь стрелять и, возможно убить? Похоже на то. Это не я еду его убивать, а он меня. Походу, выбор-то не большой.

И ни в жизнь не буду критиковать тех, кто не смог принять этот выбор. Те, кто все-таки пошел – тем огромное спасибо. Кто пошел? А все пошли. Все, так сказать, социальные слои. В четырнадцатом я была на ОГА с редакционным заданием. В нужный мне кабинет пробиралась сквозь толпу мужчин.

– Кто эти люди?

– Добровольцы. В Славянск едут. Автобусов не хватает. Это иногородние. Местных по домам отправили.

Закончив разговор, пошла знакомиться. Мужиков стало поменьше. Кого-то уже увезли на Славянск. Первый же собеседник оказался из Мариуполя. Оставил дома жену с тремя детьми. Дальше были и ИТРовцы, и шахтеры, и металлурги, и донецкие пацанчики с окраин – те, которые коротко стрижены, в белых маечках и черных спортивках. И профессор был. Из Киева. Самый настоящий.

Четвертый год войны – было всякое. Кто-то навоевался и ушел. Кто-то наоборот пошел. Кто-то оказался из тех, про кого поговорка – Кому война, кому мать родна. Есть такие, которые четыре года жалуются, что они и хотели бы пойти «Но меня Леночка не пустила». Другие все рвутся воевать, но все никак часть не выберут, чтоб с хорошим обеспечением и командиром.

Но есть те, кто несмотря и невзирая, воюют с первого дня. Расскажу за четверых, которые встретились за последний месяц.

Юрий Михайлович, 64 года, отправил всю семью на Украину. По легенде, которую он сам себе придумал, остался, «щоб огород не позарастал». Недавно подвозил меня из Ясиноватой. Тут дочь звонит:

– Та Лена, я дома. Все хорошо. Что делаю? Курям дал, щас перцы поливать пойду. Не, Лена, не стреляют. Все тихо.

Сам признался, что четвертый год он ее так обманывает. «А то ще скажэ – чи ты батя здурив, воевать на пенсии? Переживать будет. Хай лучше так».

Володя, 42 года. Семья в России. Воюет с первого дня. Сильно обижается на друга, который ушел воевать быстрей него.

– Звонит, поганец такой, спрашивает – ты где? Я говорю – да вот, вчера семью отвез, вещи собираю, решил таки пойти. А он мне – а я уже воюю. Представляешь??? Я с ним с детства дружу, как он мог не позвать, ничего не сказать?

Володя везде возит за собой рулон обоев, как дома. «Чтоб жена не спалила». То есть, перед каждым сеансом скайп-связи, он переодевается в гражданку, вешает на стену обоину и разговаривает с женой, как будто он дома. Радуется, что ремонт тогда так и не закончили, что обои быстро рвутся.

Артем, 26 лет. До войны был тем, кого принято называть «мажор» или «золотая молодежь». Спортсмен. Какие-то там единоборства. Красавец. Тусовщик и шмоточник:

– Я сейчас поправился. А так у меня рабочий вес 85 килограммов был. У меня знаешь, какой гардероб? Я пораздарил большую часть, но там все равно дофига еще.  Мне очень нравилось по магазинам ходить. Причем, по бутикам разным. За какие-то дурные деньги покупал себе прикиды.  Я знаю, что все мужики ненавидят  магазины, а мне нравится. В четырнадцатом подумал – ну что ж я как лох печальный буду дома сидеть? Зря тренировался всю жизнь, чтоб этим не навалять?

И таки пришлось побывать ему в переделках. Просил ничего об этом не писать. «Война как война. Деремся». При этом как был заводилой и оптимистом, так и остался. Пацан. Постоянно влипает в какие-то передряги, и командиры постоянно как-то улаживают конфликты. Артема аказывают. Но чтоб уволить – даже разговора не было. А еще заметила, что между довоенными фото Артема и военными прошло минимум лет десять. Хотя, на самом деле, прошло-то всего неполных четыре. На довоенных – это гламурный пацанчик, на военных – взрослый мужик. Вроде и лицо одно и то же, но этот – однозначно старше лет на десять.

Сергей, 19 лет. Воюет с шестнадцати. Сбежал сюда из Курахово. Вся родня осталась там. Лицо не показывает. Из аэропорта не уходит. Это, конечно, то еще впечатление, когда из прорези балаклавы на тебя смотрят совершенно детские глаза и рассказывают какие-то вещи, как будто про видеоигру, но нет. Он все это видел и сам в этом участвовал.

Собственно, вот. И как ругается в сердцах один военный в третьем поколении, который сейчас обучает военному делу мужчин Донбасса:

– Надоели мне эти шахтеры и комбайнеры! Военным надо родиться, а не вот это все! Уйду на пенсию. Сил моих нет!

И он же ужасно гордится своими шахтерами и комбайнерами, когда те показывают хороший результат. И разумеется, никуда он не уйдет до конца войны, так точно.