Не валяй дурака, Америка: О русском языке в Киеве

На днях украинская «свидомая» пресса, ссылаясь на рассекреченные данные ЦРУ, сообщила, будто бы в 1950-х годах 80% киевлян разговаривали на украинском языке. Чтобы развенчать брехню майданных пропагандонов, расскажу о том, что было в реальности.

Я родился в 1954 году в роддоме №1 на улице Николая Лескова на Печерске. Мы с родителями жили в квартирке в подвальном уровне дома №13А на улице Аистова (по дореволюционному Ипсиланти) – в трёх минутах ходьбы до площади Славы.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Мой папа по национальности – русский, хотя родился в Винницкой области в Тульчине, разговаривал исключительно на русском языке, хотя украинский знал и понимал в совершенстве. Он окончил среднюю школу № 90 на Январского Восстания (бывшая Александровская, а нынче Лаврская). Преподавание в этих учебных заведениях велось исключительно на русском языке, я видел папины конспекты по высшей математике, химии и сопротивлению материалов. Хотя у нас дома был и учебник по химии автора Глiнкi на украинском.

Моя мама – смешанная «украинка», рождённая в Киеве, всегда говорила по-русски, хотя её мама, моя бабушка – Лысенко Анна Фёдоровна родом из Чернобыля, так же общалась на русском языке, хотя приехала в Киев в начале тридцатых из «украинского Полiсся».

Почти все мои родственники – как по линии отца, так по линии мамы – в быту общались только по-русски, но когда садились за общий стол и выпивали по праздникам, то пели как русские, так и украинские песни.

Любимыми песнями простых киевлян в пятидесятые годы были «Ой, мороз, мороз» и «Розпрягайте, хлопцi, коней». Помню, что на столах стояла водка «Московская», а пиво «Жигулёвское». Еда-закуска, естественно, были местного происхождения-производства, но разве можно называть украинскими такие блюда: холодец (но никак не студень), селёдка (но никак не оселэдэць), картошка с мясом и луком (но никак не картопля з цыбулэю), винегрет, жареные яйца на сале, колбаса и сыр (сыр был исключительно русский или голландский). Запивали компотом, квасом, газированной водой из сифонов (лимонадов и соков в то время было недостаточно).

Моя бабушка жила на Подоле около фуникулёра на улице Боричев Ток, и там жило много евреев, причём, все киевские евреи были русскоязычными. Соседи-евреи всегда были гостями на совместных застольях и всегда приносили с собой фаршмак и селёдку под шубой.

Единственная так называемая национальная нетерпимость на бытовом уровне проявлялась в шутках – «нэхай жывуть жыды на Украiнi, абы нэ кралы!». Моя бабушка харчевалась исключительно с Житнего рынка на Нижнем Валу, где местная публика общалась между собой исключительно языком Верки Сердючки и героев «За двумя зайцями».

С глубокой любовью вспоминаю своего неродного деда Смотрицкого Владимира Ивановича из Каменец-Подольского Хмельницкой области. Жил он на Печерске на Анищенко возле ДК завода «Арсенал». В свою молодость успел повоевать и в гражданскую, и в ВОВ – был замполитом штрафной роты. Разговаривал он исключительно на украинском языке, но до чего колоритной  и красивой была его речь, шо песня! Дед Володя брал меня с собой в Первомайский (ныне Мариинский) парк, где он играл в домино с такими же ветеранами-стариками. Так вот, мой дед резко выделялся из играющих, потому что он почти один разговаривал на украинском языке.

А ещё запомнился мне мой дед тем, что всю советскую власть называл лаконично – «банда». Помню, как на демонстрациях под красными стягами из гучномовцiв призывы ЦК КПСС звучали исключительно на украинском, но песни и возгласы «Ура!» киевляне горланили исключительно по-русски. И в белокаменной Москве, и в древнем Киеве на демонстрациях трудящихся пели одни и те же песни «Широка страна моя родная», «Утро красит нежным светом». Пели и украинские песни.

В 1961 году родители хотели отдать меня в первый класс престижной русской школы № 90 на Январского Восстания, но нужно было переходить через трамвайные пути по улице Суворова, и меня отдали в украинскую школу № 75 на Андрея Иванова.

Поступив в 1 класс я не знал ни единого украинского слова, но без напряга понимал значение слов «зошит», «пiдручник», «олiвець», «пiдлога», та iнше. Ни у кого не вызывало ни малейшего стеснения украинская и русская разноголосица как в классах, так и в коридорах школы. А в домашних, в бытовых условиях дети, которые учились и в украинских, и в русских школах, общались между собой исключительно по-русски.

На улицах Печерска, Подола, Московского, Железнодорожном районах украинского языка почти не было. И хотя уроки в первых классах велись на украинском языке, вся внеклассная работа, кружки, спортивные секции велись уже на русском. И даже в украинских школах, то есть, в школах с украинским языком обучения, такие дисциплины как математика, физика, химия велись на русском языке по согласию с учениками. Я даже помню, как экзамен по естествознанию (суспiльствознавство) у нас принимала учитель русского языка и литературы Воронова Светлана Григорьевна – выпускной экзамен по общественно-политическому предмету в украинском классе украинской школы мы сдавали на русском языке.

Кстати, в украинских школах в Киеве множественно были классы с русским языком обучения. Но общались мы все вместе по-русски. И на переменках, и в столовой (обед из трёх блюд с хлебом в школьной советской столовой стоил аж 23 копейки, а стакан молока цельного – 2 коп), и в спортивном зале, и на стадионе, и везде – на русском. И даже семечки покупали у бабок на базаре «Юности», а не насiння.

Чтобы как-то привить нам любовь к украинскому языку и литре, наш классный руководитель Марiя Иванiвна организовывала и проводила факультатив по изучению украинской литературе, заставляла нас выписывать литературно-художественный журнал «Украiна». Журнал мы выписали на полгода, корешок показали, но ни единого оповiдання или вiрша из него так и не прочли, а из классика украинской литературы – Гуцулневiра Федьковича (гражданин Австро-Венгрии, но похоронен на Русском кладбище) ни единой строчки так и не запомнили.

Их хрущёвских лет я чётко помню длинные очереди за хлебом в булочную на углу улиц Московской и Андрея Иванова. Магазин так и назывался «БУЛОЧНАЯ» (сейчас там банк с иностранным названием и иностранным капиталом). Народ в очередях стоял часами (снабжение хлебом в 1960-61 годах было с перебоями), и мама оставляла меня – шпанюка в очереди, а сама шла по делам. Вот в очереди за хлебушком я и прошёл свои первые уроки политграмоты. Утверждаю, что жители Печерска в Киеве ругали начальство и политическое руководство страны на русском языке, а ещё помню чаще всего употребляемое словосочетание «Никита сволочь!».

С каждым годом при Генсеке ЦК КПСС Леониде Брежневе (уроженец города Днепродзержинска Днепропетровсокой обл., УССР) русский язык на Украине получал всё большее развитие и распространение. И это было связано с экономическим ростом и постоянным ростом благосостояния местного украинского населения. С развитием экономики страны расширялась миграция населения: с Украины ехали в Россию, а из России на Украину. Образовалась общность людей – советский народ.

В семидесятых годах количество русских и украинских школ уровнялось, но учиться в русских школах было престижнее, так как владение в совершенстве русским языком позволяло украинцам получать высшее образование и в Москве, и в Ленинграде, и в других ВУЗах страны.

Но украинский национализм в самом Киеве не успокаивался. Даже на физико-математический факультет КГУ им. Т. Шевченко требовалось сдать письменный экзамен по украинскому. Многим умнейшим русскоговорящим юношам и девушкам это было проблематично. И на их места тут же набирались люди из Западной Украины. Они-то и стали носителем и распространителями идеи бандеровщины, интегрального украинского национализма.

Но в общей массе студенческой молодёжи Киева их выбрыки 9 марта у памятника Кобзарю были не заметны. С каждым годом свидомых становилось всё больше, они стали более организованными и наглыми. В конце восьмидесятых во Львове образовываются разные РУХи и СНА. Заработали американские деньги и ЦРУ. Россия считала, что «рассосётся само собой», начались проблемы с дележом советского наследства, стало не до окраин-украин.

В послевоенное время в Киеве были востребованы рабочие руки (до 1941 года в Киеве проживали 500 тысяч киевлян, четверть из которых составляли евреи, а 6 ноября 1943 года в освобождённой столице Советской Украины едва насчитывалось сто тысяч), особенно строители. В Киев ехали люди на восстановление Крещатика со всего Советского Союза. Но лозунги «Мила сестронько, милий братику, попрацюэмо на Хрещатику!» были написаны по-украински.

Государственным языком в СССР был русский, а в УССР украинский был официальным. Всё официальное делопроизводство и деловая переписка велись на русском, государственном языке, и сотрудники между собой общались по-русски. Но некоторые документы внутри УССР исполнялись на украинском, который некоторые госслужащие даже не знали. Мой папа работал в министерстве «Минмонтажспецстрой» на Свердлова, 15  (Прорезная), и сотрудники его часто спрашивали перевод того или иного слова с русского на украинский, спрашивали украинцы у русского. Украинского технического или научного языка во многих отраслях не существовало. Но литература, театр, искусство свободно развивались на местном, то есть украинском языке. Вот как появились шедевры – пупоризка, нацюцюрник гумовый и прочие.

В начале шестидесятых годов в Киеве усиленными темпами велось жилищное строительство, были запущены новые предприятия машиностроения, самолётостроения, приборостроения, так и химической промышленности. Киевляне идти в дворники и нюхать «каку» не хотели, вот и появилась «лимита»-кугутня. Кугутами, чертями, жлобами в Киев называли (не обзывали даже) выходцев из села, которые разговаривали на украинском языке, по-украински. Приезжим лимитчикам, бывшим колхозникам, которым только при Хрущёве стали давать паспорта, места в общежитиях и брали на очередь в строительные кооперативы, было стыдно своего родного языка (украинского), и они резко пытались переходить и разговаривать по-руськi – это и был «суржик».

Львовяне-западенцы вели себя вызывающе пыхато, часто кичились перед русскими и восточно-южными украинцами своим языком и западенской культурой. Но большинство технических специальностей покрывались выпускниками ВУЗов Киева, Харькова, Днепропетровска, Одессы, Николаева. Поэтому выпускников Львовского университета и западных технических «вышив» на Левобережье УССР (Украины) встречали редко.

Кроме прочего в советское время миграции населения внутри союзных республик почти не было, а были только переселенцы в Казахстан на освоение целинных земель, на Дальний Восток и в районы Крайнего Севера. Западенцы на восток страны практически по собственной инициативе или по путёвке комсомола не ехали, а ехали по направлению совсем других государственных учреждений, например НКВД.

В советское время – как в Киеве, так и по всей Украине, тогда это была УССР, издавалось огромнейшее количество различной литературы на украинском языке. Но и в Киеве, и в городах Юго-Востока УССР люди между собой общались в основном на русском языке. Русский был языком межнационального общения – как во всём СССР, так и на Украине.

Но в сельской местности на бытовом уровне всё же преобладал украинский язык, потому что украинский язык исторически был языком села, языком крестьянства. И только в советское время украинский язык получил своё полное развитие как язык европейского государства, язык песен Народных артистов – Софии Ротару, Дмитрия и Николая Гнатюков, Юрия Гуляева, язык поэтов Павла Тычины и Максима Рыльского, и многих других известных украинцев с мировым именем.