В украинских СМИ и политико-пропагандистском дискурсе существуют две полярные и одинаково распространенные точки зрения на то, что произойдет с селом и со страной в целом после завершения капиталистической аграрной реформы и запуска полноценного рынка сельхозземель.
Одна точка зрения – назовем ее «розово-оптимистической» – гласит, что, перестав лежать мертвым грузом, поступив в оборот и будучи оцененной по своей реальной рыночной стоимости, украинская земля привлечет гигантские иностранные инвестиции, которые послужат толчком к модернизации агросектора, разом покончив с его отсталостью и превратив украинское село в подобие если не французского и австрийского, то как минимум польского.
На бумаге и в речах реформаторов все выглядит гладко, но вопросы начинаются как только снимаешь розовые очки.
Во-первых, на Украине до сих пор не создан полноценный механизм справедливой нормативной денежной оценки земли. Который был просто не нужен крупным агрохолдингам, по дешевке скупившим (формально взявшим в долгосрочную аренду) крестьянские паи и выплачивавших их владельцам копейки – сплошь и рядом даже не в денежной, а в натуральной форме – например, комбикормом для скота из личных приусадебных хозяйств.
Послушаем новоиспеченного депутата от «Слуги народа» Александра Дубинского:
Реклама
«Цена гектара пахотной земли, грубо говоря, 45 тысяч гривен. Рыночная цена гектара может быть и 5 тысяч долларов. А нормативно-оценочная стоимость – 1,5 тысячи евро, что в три раза ниже реальной стоимости. Из этой цены, кстати, исходит стоимость аренды.
Вы знаете нормативную стоимость аренды? Регистрация договора аренды земли – это три процента нормативно-денежной оценки. Это минимальная сумма, при которой регистрируется договор купли-продажи земли. Это 1,3 тысячи гривен, и это смешно. При таких цифровых параметрах рынка нельзя ничего вводить, потому что сейчас стоимость искусственно занижена в интересах крупных агрохолдингов.
Если ты за 1,3 тысячи гривен не сдаешь земельный пай – иди на…уй. А на…уй можно пойти в очень многих случаях. Например, представим, что у тебя есть поле, а я снял рядом все участки земли в аренду. Я тебе не дам проехать к участкам, не дам воду, много чего не дам.
Рынок земли нужно открывать, но сейчас земля с искусственно заниженной стоимостью, которая находится в агрохолдингах, а они уже давно подготовили деньги на выкуп этой земли.
Когда будет реальная стоимость земли – возникнет вопрос конкуренции, и сколько денег зайдет. Земля является одним из последних инвестиционных ресурсов, которые сейчас есть у государства Украина. Продавать, по большому счету, больше нечего».
При этом депутат успокаивает: мол, если уже этой осенью в парламент внесут вопрос о снятии моратория на продажу земель сельхозназначения, его голос будет против, пока правительство не выполнит условие формирования новой денежной оценки, разделения земель в кадастре, чтобы песок не стоил одинаково с полтавским черноземом.
Но что будет, если у правящей фракции в целом будет иное мнение – противоположное? Нет однозначного ответа.
Но даже если такой адекватный оценочный механизм будет создан, не факт, что этот процесс успеют синхронизировать с принятием самого судьбоносного решения о запуске рынка земли. И есть риск того, что именно в этот зазор хлынет основная масса спекулянтов, в короткие сроки превратящих историю с продажей украинской земли в подобие истории с ваучерной приватизацией 90-х.
Когда нынешние владельцы земли потеряют ее за гроши, а сливки от заработавшей системы рыночной оценки снимут сказочно разбогатевшие на этой колоссальной разнице новые бенефициары.
И потом: где гарантия, что этот самый механизм рыночной оценки не постигнет печальная участь многих детищ украинских реформаторов? Когда гладко на бумаге, забывшей про овраги, а на практике в реальном применении эти нововведения превращаются в полную противоположность задуманному. Нет такой гарантии.
В противоположность «розово-оптимистической» существует и «катастрофическая» точка зрения на последствия открытия легального рынка сельхозземель. Согласно ей, реформа резко дестабилизирует социальную обстановку, разрушит традиционную структуру украинского села, фактически уничтожив его в прежнем виде. Наконец, пессимисты вангуют обезземеливание украинских крестьян, чью землю, по их мнению, скупят не просто латифундисты, а иностранные латифундисты, А самих украинцев превратят на этой земле в батраков или в рабов.
Кроме того, скептики обращают внимание на то обстоятельство, что даже в случае успеха в привлечении инвестиций, бенефициаром этого процесса совсем не обязательно станет государство. Иначе говоря, деньги получат частные структуры, а бюджет как был пустым, так и останется.
В итоге, как мрачно шутит киевский политолог Дмитрий Джангиров, «мы и землю продадим, и долги не отдадим». Имея в виду то обстоятельства, что открыть рынок земли украинскую власть понуждает в первую голову катастрофическая внешняя задолженность, а самой землей будут рассчитываться с кредиторами едва ли не за долги, то есть, существует вариант, что страна и денег за эту землю не увидит.
Впрочем, эта точка зрения также грешит излишним катастрофизмом. Реальная ситуация такова, что большинство украинских крестьян остались без земли уже давно – многие еще в начале нулевых годов. В ходе теневой скупки земельных паев и их концентрации в руках новоявленных помещиков, на Украине за эти годы сформировался пул крупных агролатифундистов типа агрофирмы «Чумак», «Мироновского хлебопродукта» Юрия Косюка, «Нибулона» Юрия Вадатурского, агрохолдингов «Кернел» Андрея Веревского и «Мрия» братьев Ивана и Николая Гуты, и ряда других.
Нынешнее украинское село – это десяток крупных помещиков на район. Миллионы независимых мелких фермеров существуют разве что в воспаленном воображении далеких от села городских адептов либеральных реформ.
В реальности же произошедший в 90-е насильственный слом советского колхозно-совхозного уклада разрушил традиционную социальную структуру советского украинского села еще задолго до разговоров об открытии рынка земли. Сегодня 90% украинских сельхохзземель принадлежит от силы тысяче семей агробизнесменов. В каждой области известны фамилии 8-12 агробаронов, контролирующих почти всю местную сельскую жизнь.
Проблема украинского села последних десятилетий – его обезлюдивание и социальная деградация. Молодежь и вообще трудоспособное население массово переезжает в поисках работы в города или вообще за границу. В селах же остаются в основном пенсионеры и спивающиеся остатки сельского пролетариата. Участь батраков или рабов этим людям не грозит по причине банальной и циничной: новым латифундистам они в своей массе просто не нужны.
Украинский и европейский опыт подсказывает агробизнесу другой путь, которым они успешно идут последние годы: на бескрайних полях латифундий работают завозимые вахтенным методом по краткосрочным контрактам иностранцы – в основном азиаты – не имеющие родственных связей на местах, а потому легко контролируемые и отправляемые восвояси сразу по окончании контракта.
В этом нет ничего нового. В конце концов, в соседней Польше на полях вы тоже вряд ли увидите поляков – там одни украинцы. В свою очередь, на украинских полях трудятся неприхотливые китайцы, вьетнамцы, таджики или уроженцы Бангладеш.
Наконец, опасения насчет того, что украинские земли скупят мировые монстры типа «Монсанто» также можно списывать в утиль. Не потому, что этого не произойдет, а потому что де-факто это уже в значительной мере давно произошло без всякой продажи земли, через механизм классической концентрации капитала, свойственный рыночной экономике. Слияния и поглощения давно встроили большую часть украинских латифундистов в мировой рынок на правах младших акционеров, управляющих партнеров и прочих миноритариев.
Как пример можно привести громкую сделку 2018 года, когда саудовская The Saudi Agricultural&Livestock Investment Co. (SALIC) подписала договор о покупке одного из крупнейших украинских агрохолдингов “Мрия”.
Присутствие иностранного капитала в остальных гигантах украинского агрорынка также ощутимое и с годами будет только увеличиваться. Так что то, чем сегодня пугают народ политики-популисты, уже давно произошло. Просто об этом не говорят вслух по телевидению.
Открытие рынка сельхозземель – неизбежный и финальный акт в затянувшейся агонии традиционного украинского села, которому за минувшее столетие дважды ломали хребет – один раз в ходе насильственной коллективизации, а второй – в ходе столь же насильственной деколлективизации. Сегодня украинского села в том виде, как его привыкли воспринимать устоявшиеся представления, просто нет. А потерявши голову, по волосам не плачут.
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы TikTok и YouTube.